Тёмный лик вечной ночи лежал над этим местом. Голые стволы почерневших от времени и обуглившихся от жара пламени вокруг чахлых деревьев росли столь плотно и густо, что ничего не было видно - ни вечной и непоколебимой линии горизонта, ни рек или иных водных объектов, ни гор - всюду выжженная пустошь, окружённая бесконечным лесом.

Ничего не было на этой пустоши. Ни единого живого существа. Ни мысли. Ни жизни. Ни движения. Чахлые деревца замирали в одной и той же позе. Ветра и света не было. Почву нельзя было изменить. Но этот незыблемый, равнодушный и холодный, как сама смерть (впрочем, что значит "как"?) покой нарушился. Сегодня. Если, конечно, там существовало время...

Обуглившиеся, окровавленное, изорванное в клочья тело какого-то зверя, по-видимому ласки, неожиданно, словно из ниоткуда, появилось на пустоши. Оставшиеся конечности рефлекторно подрагивали, рассечённая левая верхняя лапа упорно и настойчиво вскидывалась и опускалась, повторяя последние движения хозяина. Ослеплённая голова с выжженными глазами запрокинулась вверх, пытаясь оторваться от некоей черты, вдохнуть...

Биарралий уже не чувствовал жуткой боли и нестерпимого желания вдохнуть свежий воздух, выбраться из пламени... или болотной жижи? Как он здесь оказался? Умер. Но как? Утоп или сгорел? Рассечённая от жуткой травмы надвое память угодливо выстроила две абсолютно разных цепочки памяти - но какая из них была верна? Или же обе лгали?

Впрочем, это было неважно. Биарралий не чувствовал ни боли, ни стремления выжить, ни желания отомстить. Только лишь странное ощущения околосмертного торжества. Пусть он и был слеп, отравитель знал, что, почему и куда его бросили.

"Глупцы..." - пронеслась в осколочном сознании мысль "Глупцы... Неужели они свято верят в то, что я буду умолять сменить приговори, унижаться, моля о милосердии? Нет! Они ждут раскаяния? И его не получат. Они накажут меня - но это не изменит дело. Я их не боюсь, знаю, что вреда они мне не нанесут. Потому что я уже умер. Моя душа будет обречена на вечные пытки? Даже если она была, у меня её нет сейчас. И хоть я не жив, я мыслю - значит, существую. Тогда чего же дрожать? Я прожил великолепную, полную воспоминаний жизнь, бюолее длинную, нежели бесконечность. Так чем же можно уязвить меня?"